«Бостонский брак»: в чем отличие от однополой любви 

 

Сейчас в речи людей вновь появляются разговоры о такой вещи, как бостонский брак. В XIX веке этот термин использовался для союзов и домов, где две женщины жили вместе, независимо от поддержки мужчин. Они разделяли семейный бюджет, помогали друг другу, и зависели, соответственно, только друг от друга.
Естественно, сразу возникает вопрос — были ли такие союзы элементарными однополыми отношениями. Историки говорят, что одни из них были именно однополыми отношениями, а другие были категорически платоническими и не имели романтического и/или сексуального подтекста. Сегодня термин «Бостонский брак» иногда используется для описания одного из видов отношений лесбиянок — двух женщин, живущих вместе, но при этом не ведущих друг с другом сексуальные отношения. К примеру, одна из них может быть асексуальной, что в принципе отметает какие либо интимные связи, но при этом романтические отношения женщина поддерживать может и хочет. Впрочем, иногда этот термин также применяют в отношении женщин, просто живущих вместе и ведущих совместное хозяйство.
Термин «Бостонский брак» стал использоваться, по-видимому, после того, как книга Генри Джеймса «Бостонцы» увидела свет, подробно описав «брачные» отношения между двумя женщинами, которые поддерживали друг друга в платонических отношениях. В то время таких девушек, которые не были ни от кого зависимы, называли «новые женщины», так как они перечеркивали все старые традиции. Женщины, поддерживавшие себя сами, чаще всего жили за счет унаследованных богатств или зарабатывали на жизнь как писательницы или вели карьеру как профессиональные специалисты. Возможно, самым известным примером бостонского брака является связь между двумя писательницами XIX века Сарой Орн Джеветт и Энни Адамс Филдс. Считается, что именно эти «новые женщины» послужили вдохновением для романа Генри Джеймса.
Были ли они лесбиянками? Был ли «Бостонский брак» просто кодовым словом для однополой любви? Историк Джиллиан Федерман говорит, что это невозможно определить, потому что женщины девятнадцатого века держали личную жизнь под крепким замком. Они не удосуживались упомянуть, перешла ли их восторженная дружба в интимную связь. И дамы, особенно состоятельные, которые на чаепитиях, брав чашку в руки, оттопыривали мизинец, предположительно не имели никакого сексуального влечения. Женщины в те времена могли разделять кровать, морочить голову публике и восторженно любвеобильно смотреть друг другу в глаза, но тогда они даже с таким поведением считались не менее невинными, чем десятилетние дети.
Итак, по крайней мере теоретически, бостонский брак имел модель платонических отношений с двусторонней поддержкой. Викторианские «соседки по комнате» могли часами ничего не делать, а затем сидели в кожаных креслах с чашечкой чая и обсуждали прочитанные книги, или, к примеру, политику. Их мозги работали с такой же страстью, как их сердца. Эта форма брака часто становилась больше содружеством с политической и обычной повесткой дня, чем неким подобием брака.
Скорее всего, бостонский брак был не какой-то одной определенной вещью, а довольно многим для женщин: деловое партнерство, художественное сотрудничество, однополый роман. И иногда это была дружба, воспитанная и воспетая со всей заботой, которую мы обычно хотим отдавать нашим друзьям — дружба в такой форме, какую она имела бы, если бы мы сделали ее центром нашей жизни.
«Я прохожу через зеленую аллею, чтобы встретиться с вами, и мое сердце бьется так, что этим шумом я могу занять свои уши, пока дорогая Сьюзи не придет», — писала Эмили Дикинсон. В этой фразе описывалась ее платоническая подруга — и, возможно, любовница — Сью Гилберт. Сегодня видно трагедию в этих словах, потому что Сью оказалась замужем за братом Эмили, и у женщин никогда не было шанса построить жизнь вокруг их любви. И все же все не так просто. Когда вы читаете страстные письма между женщинами девятнадцатого века, вы читаете о том, насколько богаче были викторианские дружеские отношения. В то время как значимость половой жизни раздулась до невероятных размеров за последние сто лет, наши дружеские отношения стали более чахлыми.